Власовщина: Зампред комитета по экологии и охране окружающей среды Госдумы Владимир Панов заявил, что в палату парламента могут скоро внести законопроект о ветеринарной безопасности, который определит порядок платной регистрации домашних животных.
Бандеровщина: Не все кiту масленица
Предыстория: в соцсетях и интернет-изданиях недавно широко обсуждался законопроект Верховной Рады Украины № 7220, резко ужесточающий требования к содержанию домашних животных - вплоть до драконовских штрафов за разведение беспородных животных, запрет на их самостоятельные похороны и предоставление полиции полномочий по контролю живности. Под впечатлением от самого законопроекта и его обсуждений и родился текст ниже.
- Громадя-а-а-не! - прорезал утреннюю тишину отчаянный женский крик. - Громадяне, ховайте кошек - безпека приехала!
Старый и потрепанный "Хаммер", чудом переживший обе иракские войны, под астматический кашель изношенного дизеля вывернул на главную улицу сонного городка неподалеку от русско-украинской границы. Городок этот, одноэтажный и крошечный, некогда носил немудрящее название Красный Рассвет, а после успешной декоммунизации стал именоваться более патриотично - Шухевичи.
За "Хаммером" следовал не менее потрепанный "Богдан" грязно-белого цвета, с занавешенными окошками, по воле плоского солдатского юмора украшенный сзади грубо исполненным, но узнаваемым портретом Степана Бандеры с кошкой в руке. По бортам обеих машин виднелся синий ветеринарный крест с желтым тризубом поверх него, а под эмблемой была выведена аббревиатура "СБВУ". Название это, с недавних времен произносимое украинскими собачниками и кошатниками с боязливым трепетом и исключительно шепотом, расшифровывалось как "Служба ветеринарної безпеки України", а появление ее бригад неизменно производило эффект самый потрясающий.
Примерно такой, как сейчас. По первому же кличу в поселке поднялась приглушенная, но лихорадочная возня. Жители опрометью кидались ловить кого-то в траве на задворках, распахивали двери дворовых погребов и ныряли туда, стремительно взлетали по наружным лестницам в окна чердаков. Белокурая босоногая девчушка, до того мирно игравшая в придорожной пыли, ринулась в сторону ближайшей рощи, на ходу пряча что-то живое и подвижное за пазухой, но вдруг остановилась как вкопанная. И немудрено: не все мешканцы Шухевичей успели заметить, что за околицей под густой кроной тополя неприметно остановился еще один автомобиль СБВУ - внедорожный грузовик армейского образца - и теперь с него спрыгивали вооруженные ветеринары в пехотном камуфляже, становясь в оцепление по задворкам поселка.
- Бачь, Параска, никак опять кастрировать будут! Прошлый раз аккурат Опанаса кастрировали! А у Нефедовых мамашу вообще сти... стеря... стеляризовали, а ейный выводок передушили! - с оханием принялись судачить сидевшие на лавочке старушки.
Забегая вперед, скажем, что принудительной кастрации подвергались, конечно, не сами жители Шухевичей, а их пушистые питомцы, но в живой разговорной речи этот нюанс стирался.
Когда неопрятная кавалькада остановилась, подняв клубы пыли, к головной машине незамедлительно просеменил сутулый старичок в вышиванке и с вислыми седыми усами. Угодливо кланяясь, он принялся что-то невнятно и неразличимо сквозь рокот двигателей рассказывать высунувшемуся из окна "Хаммера" упитанному и столь же усатому капитану ветеринарной бригады, то и дело указывая рукой на небольшую хатенку на отшибе, по окна вросшую в землю. Офицер тяжело выбрался из машины, оперся о приоткрытую дверь и какое-то время слушал вполуха, а потом махнул рукой остальным ветеринарам, которые к тому моменту тоже успели десантироваться из машин.
- За мной! - рявкнул он, и вся бригада нестройно затопала в сторону домика, на который указывал им патриотический активист. Раздались властные возгласы: "Открывай, мандавошь старая, мы все знаем!" - затрещала и рухнула под ударами сапог и прикладов ветхая дверь, и бойцы повалили внутрь. Еще минуты две из хаты доносился грохот повергаемой назвничь мебели, звон посуды и стекла, сдавленные старческие причитания, но вскоре капитан с победным видом вновь появился на крыльце, вздымая за шиворот большую холеную кошку пятнистой расцветки.
- Слышь, Живодав, тут, похоже, брюхатая есть! Вылазь давай, работенка для тебя нашлась! - громогласно объявил капитан, а потом, оборачиваясь к подчиненным, скомандовал: - Гоните эту шелупонь к Ленину, пусть к державным порядкам приучаются!
Уже через четверть часа практически все население Шухевичей было согнано на площадь к опустевшему с недавних времен постаменту, который теперь был обильно измалеван рунами и матерными ругательствами патриотического характера, но местные по старой привычке называли его Лениным. Приковыляла на площадь и бабка, не спуская заплаканных глаз со своей кошки, извивавшейся в дюжей руке капитана. Тем временем из открытой двери "Богдана" спустился по ступенькам, вытирая не очень чистые руки об не очень белый халат, единственный дипломированный врач в бригаде. Пожилой уроженец Ивано-Франковска, он, подобно многим своим землякам, был очень религиозен и даже любил то и дело напевать себе под нос тропарь "Величаем Тя, Живодавче Христе". За это - ну и, конечно, за профессиональные обязанности - товарищи по ветеринарной бригаде, не сговариваясь, окрестили его "Живодавом".
- Ну что, бабка, - грозно рявкнул капитан, - отпираться будешь? Или сразу решим, что делать с твоей холерой безродной?
- Какая же она безродная, самая что ни на есть породистая! - в отчаянии ухватилась за спасительную соломинку бабка, извлекая откуда-то из глубоких карманов платья засаленный листок с расплывшейся печатью. - Уж куда породистей, называется - как это… карпатский свинкс!
- Да в гальюне твоей бумажке место! "Карпатский свинкс!" - передразнил ее капитан, отлично знавший, кто и как продает такие справки доверчивым селянам, и продолжил допрос: - Беременная?
- Кто?
- Ну не ты же! Кошка твоя?
- Н-нет...
- А вот у нас есть другая информация! - и капитан покосился на вышиваночного старичка, который закивал, пряча смешок в усы. - Сейчас мазок сварганим и узнаем, дело-то недолгое. Живодав, давай!
Кошка отчаянно завопила, но ивано-франковец проворно и уверенно справился с экспресс-анализом. Капитан посмотрел на результаты его трудов, зловеще ухмыльнулся и, помахивая бумажной лентой с двумя полосками, во всеуслышание заявил:
- Ну вот, что и требовалось доказать! А обстоятельства нам и так известны от доброжелателей. С Колорадом тискалась, падлюка!
Колорадом звали знаменитого во всей округе одичалого кота. Прозвище это он получил то ли за свою необычную расцветку - грязно-рыжую с темными полосами - то ли за непокорный нрав и вопиюще антидержавное поведение. Огромный, видавший виды и свирепый, с вечно разодранными в драках ушами и перебитым хвостом, он с какой-то неслыханной, издевательской удачливостью избегал не только пуль и собак ветеринарной безпеки, но и кустарных силков местных патриотических активистов. Скрывался Колорад то по окрестным рощам, то в заброшенных постройках, кормился грызунами, которых теперь расплодилось видимо-невидимо, а иногда захаживал в деревни и поселки. И где бы он ни появлялся - непременно брюхатил местных кошек. В конце концов он обнаглел настолько, что среди бела дня яростно и напористо отколорадил белоснежную ангорскую любимицу мэра Шухевичей прямо на крыше мэрского гаража, причем именно в тот момент, когда чиновник с семьей торжественно возвращался из церкви. Несознательные ("несвидомые" - мысленно поправил себя капитан, старательно приучавшийся думать на украинском) малолетние жители поселка с гыканьем показывали пальцами на пылких влюбленных, предававшихся утехам под вопли мэра, полные бессильной злобы. А когда тот снова выскочил из дома с охотничьей винтовкой в руках, Колорада и след простыл. Потом среди мешканцев поползли слухи, что мэр не решился делать своей пушистой красавице аборт, а отправил ее рожать в чешскую клинику за средства из поселкового бюджета, но независимый патриотический сайт Шухевичей с гневом эти инсинуации опроверг.
- Справка о вязке есть? - продолжал допрос ветеринарный капитан. - Нет? Ну что ж, в таком случае закон предписывает аборт! Если делаем на месте - тариф тысяча гривен. С обезболиванием - пятнадцать тысяч. Если в стационар повезем - тридцать тысяч гривен. Выбирайте, мамаша!
- Как так - пятнадцать тысяч с обезболиванием? - ошеломленно прижала руки к груди бабка, будто бы только осознав, к чему идет дело. - Да что ж это вы делаете, ироды?! У меня за год столько пенсии не выходит! Помилосердствуйте, ну что она вам сделала...
- А ну цыц, бабка! - заорал на нее капитан. - Не заткнешься - мы тебе сейчас сами что-нибудь расковыряем без обезболивания! Живодав, приступай к исполнению!
Как по команде глаза всех обитателей поселка обратились к врачу. Ивано-франковец уверенно растянул животное за четыре лапы на специальном переносном столе, размашисто перекрестился и включил насос вакуумной кюретки.
Жарко припекало солнце, успевшее подняться довольно высоко. Надсадно, сипло вопила кошка. Глухо причитала в сторонке бабка. Хлюпала и причмокивала вакуумная кюретка, высасывая из кошачьей утробы плоды преступной антидержавной любви. Покорно, затравленно, исподлобья смотрели жители Шухевичей на происходящее. Когда с операцией было покончено, ивано-франковец разжал животному сведенные судорогой челюсти, запихал в горло таблетку антибиотика, отвязал кошку и швырнул ее отлеживаться в придорожную траву. Капитан тем временем подошел к бабке, на ходу заполняя какую-то бумажку:
- Подписывай здесь и здесь. С тебя тысяча гривен, квитанцию оплатишь в течение недели, и смотри у меня, если задержишь! Лахудра твоя пусть живет пока, а мы как-нибудь подъедем со специалистом по породам и решим, что с ней делать - стерилизовать или в расход. А остальным - р-разойтись!
Всхлипывая, бабка взялась за авторучку. Понурые мешканцы стали разбредаться, шепотом обсуждая случившееся. Ветеринарная бригада, впрочем, на том останавливаться не стала: бойцы прошлись по всему поселку, вышибли несколько дверей, на скорую руку кастрировали еще каких-то обитателей Шухевичей - четвероногих, разумеется, но двуногим это все равно настроения не прибавило, - конфисковали с полдюжины откровенно беспородных котов, затолкали их в припасенный для этой цели старый фибровый чемодан с замками и, погрузившись на автомобили, выехали прочь из поселка.
- Что с конфискованными-то делать будем, кэп? - спросил сидевшего рядом командира мордатый бритоголовый водитель, у которого на затылке был набит кельтский крест. - Может, в овраг свернем и того... попрактикуемся по движущимся мишеням?
- Какие движущиеся мишени, обалдел? На последнем построении четко было сказано, что патроны теперь только за свои деньги - стране боеприпасов не хватает, сепарье расплодилось, какие уж тут коты. Да и некогда, по правде сказать. Сегодня у нас еще Бандер-Бандер на очереди - это который бывший Королев. Там надо облаву по хомякам провести, ну и пара сигналов от активистов из деревень поступала. А котов просто к вечеру за поребрик закинем, мы ж не живодавы какие!
И вся ветеринарная бригада дружно загоготала.
* * *
Солнце уже клонилось к закату, когда колонна подъехала к старому коровнику в полукилометре от границы с Россией. Велев бойцам сидеть тихо, капитан взял чемодан и начал осторожными перебежками между рощ приближаться к границе, которая с недавнего времени была обозначена неаккуратно прокопанной полузатопленной канавой. Осторожно посмотрев из кустов, нет ли пограничных патрулей или собак, капитан выскочил на открытое пространство, одним прыжком преодолел канаву, отбежал на сотню метров вглубь русской территории и, отщелкнув замки чемодана, принялся вытряхивать из него четвероногий конфискат.
- Чемодан - фургон - Россия! - бормотал он. - Гранату бы вам туда, сепары блохастые, да инструкциями не предусмотрено. Ладно, ничего личного, помяните мою доброту да валите отседова...
Наскоро застегнув чемодан, капитан помчался обратно. Миновав границу, он успокоился, приосанился и пошел спокойнее, но в какой-то момент насторожился - ему показалось, что ветер донес какой-то приглушенный вскрик и пару выстрелов. Капитан прислушался, но вечернюю тишину больше ничего не нарушало, кроме отчаянного стрекота беспородных незарегистрированных цикад.
"Померещилось", - решил он и тронулся дальше. Вывернув от коровника к машинам, он встревожился уже по-настоящему: ни хохота, ни перебранки, ни сигаретного дыма - словом, никаких обычных примет военизированного мужского стойбища. И тут его взгляд привлекла полуоткрытая дверь "Хаммера", из-под которой что-то свисало.
Рука.
С набитой на запястье руной.
Окровавленная и изуродованная.
А потом капитан увидел два глаза. Они были маленькие, непроницаемо черные, блестящие и голодные. А потом возле них появилась еще пара глаз под острой серой мордочкой. А потом еще одна. И еще. И еще.
Капитан обвел безумным взглядом по траве вокруг себя, по распахнутым дверям машин, по выбитым окнам коровника, откуда одна за одной поднимались все новые крысиные головы, и машинально начал стаскивать с плеча автомат. Больше он ничего сделать не успел - только истошно закричать, когда на него обрушилась неумолимая серая лавина, вонзая зубы во все уголки тела от лица до суставов и кончиков пальцев.
Сидя на ветвях тополя неподалеку, кот Колорад и несколько его столь же бесшабашных четвероногих товарищей невозмутимо слушали, пока не стихнут последние предсмертные вопли. Выждав еще немного, они переглянулись и начали неспешно спускаться на землю. Их время еще не пришло, но рано или поздно оно настанет. И вот тогда у них будет много работы.
Бандеровщина: Не все кiту масленица
Предыстория: в соцсетях и интернет-изданиях недавно широко обсуждался законопроект Верховной Рады Украины № 7220, резко ужесточающий требования к содержанию домашних животных - вплоть до драконовских штрафов за разведение беспородных животных, запрет на их самостоятельные похороны и предоставление полиции полномочий по контролю живности. Под впечатлением от самого законопроекта и его обсуждений и родился текст ниже.
- Громадя-а-а-не! - прорезал утреннюю тишину отчаянный женский крик. - Громадяне, ховайте кошек - безпека приехала!
Старый и потрепанный "Хаммер", чудом переживший обе иракские войны, под астматический кашель изношенного дизеля вывернул на главную улицу сонного городка неподалеку от русско-украинской границы. Городок этот, одноэтажный и крошечный, некогда носил немудрящее название Красный Рассвет, а после успешной декоммунизации стал именоваться более патриотично - Шухевичи.
За "Хаммером" следовал не менее потрепанный "Богдан" грязно-белого цвета, с занавешенными окошками, по воле плоского солдатского юмора украшенный сзади грубо исполненным, но узнаваемым портретом Степана Бандеры с кошкой в руке. По бортам обеих машин виднелся синий ветеринарный крест с желтым тризубом поверх него, а под эмблемой была выведена аббревиатура "СБВУ". Название это, с недавних времен произносимое украинскими собачниками и кошатниками с боязливым трепетом и исключительно шепотом, расшифровывалось как "Служба ветеринарної безпеки України", а появление ее бригад неизменно производило эффект самый потрясающий.
Примерно такой, как сейчас. По первому же кличу в поселке поднялась приглушенная, но лихорадочная возня. Жители опрометью кидались ловить кого-то в траве на задворках, распахивали двери дворовых погребов и ныряли туда, стремительно взлетали по наружным лестницам в окна чердаков. Белокурая босоногая девчушка, до того мирно игравшая в придорожной пыли, ринулась в сторону ближайшей рощи, на ходу пряча что-то живое и подвижное за пазухой, но вдруг остановилась как вкопанная. И немудрено: не все мешканцы Шухевичей успели заметить, что за околицей под густой кроной тополя неприметно остановился еще один автомобиль СБВУ - внедорожный грузовик армейского образца - и теперь с него спрыгивали вооруженные ветеринары в пехотном камуфляже, становясь в оцепление по задворкам поселка.
- Бачь, Параска, никак опять кастрировать будут! Прошлый раз аккурат Опанаса кастрировали! А у Нефедовых мамашу вообще сти... стеря... стеляризовали, а ейный выводок передушили! - с оханием принялись судачить сидевшие на лавочке старушки.
Забегая вперед, скажем, что принудительной кастрации подвергались, конечно, не сами жители Шухевичей, а их пушистые питомцы, но в живой разговорной речи этот нюанс стирался.
Когда неопрятная кавалькада остановилась, подняв клубы пыли, к головной машине незамедлительно просеменил сутулый старичок в вышиванке и с вислыми седыми усами. Угодливо кланяясь, он принялся что-то невнятно и неразличимо сквозь рокот двигателей рассказывать высунувшемуся из окна "Хаммера" упитанному и столь же усатому капитану ветеринарной бригады, то и дело указывая рукой на небольшую хатенку на отшибе, по окна вросшую в землю. Офицер тяжело выбрался из машины, оперся о приоткрытую дверь и какое-то время слушал вполуха, а потом махнул рукой остальным ветеринарам, которые к тому моменту тоже успели десантироваться из машин.
- За мной! - рявкнул он, и вся бригада нестройно затопала в сторону домика, на который указывал им патриотический активист. Раздались властные возгласы: "Открывай, мандавошь старая, мы все знаем!" - затрещала и рухнула под ударами сапог и прикладов ветхая дверь, и бойцы повалили внутрь. Еще минуты две из хаты доносился грохот повергаемой назвничь мебели, звон посуды и стекла, сдавленные старческие причитания, но вскоре капитан с победным видом вновь появился на крыльце, вздымая за шиворот большую холеную кошку пятнистой расцветки.
- Слышь, Живодав, тут, похоже, брюхатая есть! Вылазь давай, работенка для тебя нашлась! - громогласно объявил капитан, а потом, оборачиваясь к подчиненным, скомандовал: - Гоните эту шелупонь к Ленину, пусть к державным порядкам приучаются!
Уже через четверть часа практически все население Шухевичей было согнано на площадь к опустевшему с недавних времен постаменту, который теперь был обильно измалеван рунами и матерными ругательствами патриотического характера, но местные по старой привычке называли его Лениным. Приковыляла на площадь и бабка, не спуская заплаканных глаз со своей кошки, извивавшейся в дюжей руке капитана. Тем временем из открытой двери "Богдана" спустился по ступенькам, вытирая не очень чистые руки об не очень белый халат, единственный дипломированный врач в бригаде. Пожилой уроженец Ивано-Франковска, он, подобно многим своим землякам, был очень религиозен и даже любил то и дело напевать себе под нос тропарь "Величаем Тя, Живодавче Христе". За это - ну и, конечно, за профессиональные обязанности - товарищи по ветеринарной бригаде, не сговариваясь, окрестили его "Живодавом".
- Ну что, бабка, - грозно рявкнул капитан, - отпираться будешь? Или сразу решим, что делать с твоей холерой безродной?
- Какая же она безродная, самая что ни на есть породистая! - в отчаянии ухватилась за спасительную соломинку бабка, извлекая откуда-то из глубоких карманов платья засаленный листок с расплывшейся печатью. - Уж куда породистей, называется - как это… карпатский свинкс!
- Да в гальюне твоей бумажке место! "Карпатский свинкс!" - передразнил ее капитан, отлично знавший, кто и как продает такие справки доверчивым селянам, и продолжил допрос: - Беременная?
- Кто?
- Ну не ты же! Кошка твоя?
- Н-нет...
- А вот у нас есть другая информация! - и капитан покосился на вышиваночного старичка, который закивал, пряча смешок в усы. - Сейчас мазок сварганим и узнаем, дело-то недолгое. Живодав, давай!
Кошка отчаянно завопила, но ивано-франковец проворно и уверенно справился с экспресс-анализом. Капитан посмотрел на результаты его трудов, зловеще ухмыльнулся и, помахивая бумажной лентой с двумя полосками, во всеуслышание заявил:
- Ну вот, что и требовалось доказать! А обстоятельства нам и так известны от доброжелателей. С Колорадом тискалась, падлюка!
Колорадом звали знаменитого во всей округе одичалого кота. Прозвище это он получил то ли за свою необычную расцветку - грязно-рыжую с темными полосами - то ли за непокорный нрав и вопиюще антидержавное поведение. Огромный, видавший виды и свирепый, с вечно разодранными в драках ушами и перебитым хвостом, он с какой-то неслыханной, издевательской удачливостью избегал не только пуль и собак ветеринарной безпеки, но и кустарных силков местных патриотических активистов. Скрывался Колорад то по окрестным рощам, то в заброшенных постройках, кормился грызунами, которых теперь расплодилось видимо-невидимо, а иногда захаживал в деревни и поселки. И где бы он ни появлялся - непременно брюхатил местных кошек. В конце концов он обнаглел настолько, что среди бела дня яростно и напористо отколорадил белоснежную ангорскую любимицу мэра Шухевичей прямо на крыше мэрского гаража, причем именно в тот момент, когда чиновник с семьей торжественно возвращался из церкви. Несознательные ("несвидомые" - мысленно поправил себя капитан, старательно приучавшийся думать на украинском) малолетние жители поселка с гыканьем показывали пальцами на пылких влюбленных, предававшихся утехам под вопли мэра, полные бессильной злобы. А когда тот снова выскочил из дома с охотничьей винтовкой в руках, Колорада и след простыл. Потом среди мешканцев поползли слухи, что мэр не решился делать своей пушистой красавице аборт, а отправил ее рожать в чешскую клинику за средства из поселкового бюджета, но независимый патриотический сайт Шухевичей с гневом эти инсинуации опроверг.
- Справка о вязке есть? - продолжал допрос ветеринарный капитан. - Нет? Ну что ж, в таком случае закон предписывает аборт! Если делаем на месте - тариф тысяча гривен. С обезболиванием - пятнадцать тысяч. Если в стационар повезем - тридцать тысяч гривен. Выбирайте, мамаша!
- Как так - пятнадцать тысяч с обезболиванием? - ошеломленно прижала руки к груди бабка, будто бы только осознав, к чему идет дело. - Да что ж это вы делаете, ироды?! У меня за год столько пенсии не выходит! Помилосердствуйте, ну что она вам сделала...
- А ну цыц, бабка! - заорал на нее капитан. - Не заткнешься - мы тебе сейчас сами что-нибудь расковыряем без обезболивания! Живодав, приступай к исполнению!
Как по команде глаза всех обитателей поселка обратились к врачу. Ивано-франковец уверенно растянул животное за четыре лапы на специальном переносном столе, размашисто перекрестился и включил насос вакуумной кюретки.
Жарко припекало солнце, успевшее подняться довольно высоко. Надсадно, сипло вопила кошка. Глухо причитала в сторонке бабка. Хлюпала и причмокивала вакуумная кюретка, высасывая из кошачьей утробы плоды преступной антидержавной любви. Покорно, затравленно, исподлобья смотрели жители Шухевичей на происходящее. Когда с операцией было покончено, ивано-франковец разжал животному сведенные судорогой челюсти, запихал в горло таблетку антибиотика, отвязал кошку и швырнул ее отлеживаться в придорожную траву. Капитан тем временем подошел к бабке, на ходу заполняя какую-то бумажку:
- Подписывай здесь и здесь. С тебя тысяча гривен, квитанцию оплатишь в течение недели, и смотри у меня, если задержишь! Лахудра твоя пусть живет пока, а мы как-нибудь подъедем со специалистом по породам и решим, что с ней делать - стерилизовать или в расход. А остальным - р-разойтись!
Всхлипывая, бабка взялась за авторучку. Понурые мешканцы стали разбредаться, шепотом обсуждая случившееся. Ветеринарная бригада, впрочем, на том останавливаться не стала: бойцы прошлись по всему поселку, вышибли несколько дверей, на скорую руку кастрировали еще каких-то обитателей Шухевичей - четвероногих, разумеется, но двуногим это все равно настроения не прибавило, - конфисковали с полдюжины откровенно беспородных котов, затолкали их в припасенный для этой цели старый фибровый чемодан с замками и, погрузившись на автомобили, выехали прочь из поселка.
- Что с конфискованными-то делать будем, кэп? - спросил сидевшего рядом командира мордатый бритоголовый водитель, у которого на затылке был набит кельтский крест. - Может, в овраг свернем и того... попрактикуемся по движущимся мишеням?
- Какие движущиеся мишени, обалдел? На последнем построении четко было сказано, что патроны теперь только за свои деньги - стране боеприпасов не хватает, сепарье расплодилось, какие уж тут коты. Да и некогда, по правде сказать. Сегодня у нас еще Бандер-Бандер на очереди - это который бывший Королев. Там надо облаву по хомякам провести, ну и пара сигналов от активистов из деревень поступала. А котов просто к вечеру за поребрик закинем, мы ж не живодавы какие!
И вся ветеринарная бригада дружно загоготала.
Солнце уже клонилось к закату, когда колонна подъехала к старому коровнику в полукилометре от границы с Россией. Велев бойцам сидеть тихо, капитан взял чемодан и начал осторожными перебежками между рощ приближаться к границе, которая с недавнего времени была обозначена неаккуратно прокопанной полузатопленной канавой. Осторожно посмотрев из кустов, нет ли пограничных патрулей или собак, капитан выскочил на открытое пространство, одним прыжком преодолел канаву, отбежал на сотню метров вглубь русской территории и, отщелкнув замки чемодана, принялся вытряхивать из него четвероногий конфискат.
- Чемодан - фургон - Россия! - бормотал он. - Гранату бы вам туда, сепары блохастые, да инструкциями не предусмотрено. Ладно, ничего личного, помяните мою доброту да валите отседова...
Наскоро застегнув чемодан, капитан помчался обратно. Миновав границу, он успокоился, приосанился и пошел спокойнее, но в какой-то момент насторожился - ему показалось, что ветер донес какой-то приглушенный вскрик и пару выстрелов. Капитан прислушался, но вечернюю тишину больше ничего не нарушало, кроме отчаянного стрекота беспородных незарегистрированных цикад.
"Померещилось", - решил он и тронулся дальше. Вывернув от коровника к машинам, он встревожился уже по-настоящему: ни хохота, ни перебранки, ни сигаретного дыма - словом, никаких обычных примет военизированного мужского стойбища. И тут его взгляд привлекла полуоткрытая дверь "Хаммера", из-под которой что-то свисало.
Рука.
С набитой на запястье руной.
Окровавленная и изуродованная.
А потом капитан увидел два глаза. Они были маленькие, непроницаемо черные, блестящие и голодные. А потом возле них появилась еще пара глаз под острой серой мордочкой. А потом еще одна. И еще. И еще.
Капитан обвел безумным взглядом по траве вокруг себя, по распахнутым дверям машин, по выбитым окнам коровника, откуда одна за одной поднимались все новые крысиные головы, и машинально начал стаскивать с плеча автомат. Больше он ничего сделать не успел - только истошно закричать, когда на него обрушилась неумолимая серая лавина, вонзая зубы во все уголки тела от лица до суставов и кончиков пальцев.
Сидя на ветвях тополя неподалеку, кот Колорад и несколько его столь же бесшабашных четвероногих товарищей невозмутимо слушали, пока не стихнут последние предсмертные вопли. Выждав еще немного, они переглянулись и начали неспешно спускаться на землю. Их время еще не пришло, но рано или поздно оно настанет. И вот тогда у них будет много работы.