Предыдущий пост
VII. ССЫЛКА
Ссылка протекла для Владимира Ильича также в сравнительно благоприятных условиях. По ходатайству матери ему было разрешено, вследствие слабости здоровья, отбывать ее в самой здоровой местности Сибири, в Минусинском уезде. Пунктом ссылки было назначено ему село Шушенское, или, как оно называлось тогда кратко, Шуша. С ним вместе было два или три рабочих-поляка [
В Шушенском отбывали ссылку участник польского социал-демократического движения И. Л. Проминский с семьей и путиловский рабочий финн О. А. Энгберг. Ред.]. Товарищи по делу были разосланы по другим селам. В худшие условия попал - очевидно как еврей - Ю. О. Цедербаум (позднее Мартов). Он был сослан в самый северный пункт, в Туруханск, отделенный непроходимыми топями и болотами, и был на все время ссылки отрезан от товарищей. Другие же имели возможность встречаться, съезжаться друг к другу на празднования, вроде свадьбы, встречи Нового года и т. п., получать разрешение проехать в Красноярск для лечения,- так, брат ездил туда для лечения зубов. С Мартовым же сношения поддерживались только перепиской, но переписка с ним была зато у Владимира Ильича самой деятельной [В издании 1926 г. далее следует: "Эти встречи в ссылке, споры, общие прогулки и спорт - коньки, шахматы - описаны П. Н. Лепешинским в его книге "На повороте" (Ульянова-Елизарова А. И. Воспоминания об Ильиче. С.58). Ред.].Время Владимира Ильича проходило очень однообразно, за усиленной и напряженной работой. Он за время ссылки написал "Развитие капитализма" (вышла в марте 1899 года) и ряд статей, помещавшихся частью в тогдашнем легальном марксистском журнале "Новое слово" и собранных затем в одну книжечку под заглавием "Экономические этюды и статьи" [Первый сборник произведений В. И. Ленина под названием "Экономические этюды и статьи" за подписью "Владимир Ильин" вышел в октябре 1898 г. в Петербурге. Ред.].
Приучивши себя работать регулярно, он не допускал больших перерывов в занятиях даже тогда, когда они обычно считаются неизбежными, например в дороге или в неопределенном, выжидательном положении. Так, он не только в течение того месяца, который провел в Красноярске в ожидании назначения, отправлялся ежедневно заниматься в библиотеку купца Юдина, версты за три от города, но даже те три дня, на которые ему разрешено было остановиться в родной семье, в Москве, ухитрился использовать частично для занятий в Румянцевской библиотеке [Ныне Государственная ордена Ленина библиотека СССР имени В. И. Ленина. Ред.]. Этим он поверг в полное недоумение одного молодого студента, Яковлева, с детства знакомого с нашей семьей, который забежал повидать его перед отъездом в трехлетнюю ссылку. Отдыхом служили длящего прогулки по окрестным лесам, охота за зайцами и дичью, которыми они в те годы изобиловали.
В одном из своих писем из ссылки Владимир Ильич описывает то село, "Шу-шу-шу",- как он его шутливо называет,- в которое он был назначен.
"Село большое, в несколько улиц, довольно грязных, пыльных - все как быть следует. Стоит в степи - садов и вообще растительности нет. Окружено село... навозом, который здесь на поля не вывозят, а бросают прямо за селом, так что для того, чтобы выйти из села, надо всегда почти пройти через некоторое количество навоза. У самого села речонка Шушь, теперь совсем обмелевшая. Верстах в 1 -11/2 от села (точнее, от меня: село длинное) Шушь впадает в Енисей, который образует здесь массу островов и протоков, так что к главному руслу Енисея подхода нет. Купаюсь я в самом большом протоке, который теперь тоже сильно мелеет. С другой стороны (противоположной реке Шушь) верстах в 11/2 - "бор", как торжественно называют крестьяне, а на самом деле преплохонький, сильно повырубленный лесишко, в котором нет даже настоящей тени (зато много клубники!) и который не имеет ничего общего с сибирской тайгой, о которой я пока только слыхал, но не бывал в ней (она отсюда не менее 30-40 верст). Горы... насчет этих гор я выразился очень неточно, ибо горы отсюда лежат верстах в 50, так что на них можно только глядеть, когда облака не закрывают их... точь-в-точь как из Женевы можно глядеть на Монблан. Поэтому и первый (и последний) стих моего стихотворения [В письме из Красноярска, где Владимир Ильич сообщал о состоявшемся для него назначении в село Шушенское, он писал шутя, что начал уже сочинять стихотворение, первая строка которого гласит: "В Шуше, у подножия Саяна...". А.Е. (См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т.55. С.35. Ред.)] содержит в себе некую поэтическую гиперболу (есть ведь такая фигура у поэтов!) насчет "подножия"... Поэтому на такой вопрос: "на какие я горы взбирался" - могу ответить лишь: на песчаные холмики, которые есть в так называемом "бору" - вообще здесь песку достаточно" [Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.55. С.47-48.].
Дешевизна в то время в Сибири была большая. Так, первый год ссылки Владимир Ильич за свое пособие, полагавшееся ссыльным,- 8 рублей в месяц - имел комнату и полное содержание в крестьянской семье.
Через год к нему приехала вместе с матерью его невеста - Надежда Константиновна Крупская [Н. К. Крупская с матерью Елизаветой Васильевной приехала в село Шушенское 7(19) мая 1898 г. Ред.]; Владимир Ильич переселился в квартиру побольше и стал жить по-семейному. Надежде Константиновне была назначена местом ссылки Уфа, но была разрешена по ее просьбе замена селом Шушенским, куда назначен был Владимир Ильич. Вместе с Надеждой Константиновной переводил Владимир Ильич, в целях заработка, книгу супругов Вебб о тред-юнионизме, с английского.
Переписка с Ильичем шла у меня в те годы все время самая деятельная. В обыкновенных письмах он запрашивал книги, давал поручения, писал о своих литературных работах, о своей жизни, о товарищах; в химических я ему писала о ходе революционной борьбы и работы в России, а он посылал свои статьи для отправки их в питерский "Союз борьбы" или за границу - группе "Освобождение труда" для издания. Так была переправлена им брошюра "Задачи социал-демократов в России" [См.: Ленин В. И. Задачи русских социал-демократов // Полн. собр. соч. Т.2. С.433-470.], появившаяся за границей с предисловием П. Б. Аксельрода, и ответ на записку тогдашних "экономистов", составленную Кусковой и Прокоповичем и получившую название "Кредо". Вследствие этого ответ известен под именем "Антикредо". С большим жаром выступил в нем Владимир Ильич против этого самого откровенного в то время изложения тех взглядов, что рабочие должны довольствоваться экономической борьбой, предоставив политическую либералам. Изложение это было сделано, правда, не борющимся отрядом социал-демократов, но людьми, имевшими в то время авторитет среди молодежи. И кроме того, наиболее выпукло выраженные взгляды давали возможность подчеркнуть более решительно, к чему ведут уклоны в экономизм. Протест этот был зачитан при одной из упомянутых встреч социал-демократов, съехавшихся из разных сел, принят тогда же и отослан как "Ответ 17-ти социал-демократов" - заглавие, под которым он известен в партийной литературе.
В противоположность большинству ссыльных, Владимир Ильич не рвался в более оживленный центр, не стремился к перемене места. На предложение матери похлопотать о его переводе в город (через год или полтора) он писал, что не стоит, что временные наезды в Минусинск или Красноярск, по его мнению, лучше, чем постоянная жизнь там. Очевидно, потому, что жизнь в тихом селе и на одном месте давала больше простора и удобства для занятий, ничто не отвлекало от них, как в более людных колониях, где, кроме того, вынужденное безделье порождало те склоки, которые были самой тягостной стороной ссылки. По поводу одной такой склоки, вызвавшей самоубийство Н. Е. Федосеева в Верхоленске, Владимир Ильич писал мне: "Нет, не желай мне лучше товарищей из интеллигентов: эти склочные истории - самое худшее в ссылке".
Но иногда Владимир Ильич охотно ездил повидаться с товарищами в другое село, верст за 50, за 100 или встречался с ними в Шуше. Такие поездки разрешались тогда для встречи Нового года, празднования свадьбы или именин. При этих съездах на три-четыре дня время проводилось, как писал Ильич, "очень весело": гуляли, отправлялись на дальние охоты и на купанье летом; катались на коньках и играли в шахматы зимою. Беседовали на разные темы, читали отдельные главы из книги Владимира Ильича или обсуждали различные новые направления в литературе или политике. Так, для осуждения упомянутого "Кредо" товарищи съехались под предлогом празднования рождения дочери Лепешинского [О. П. Лепешинской. Ред.]. Охотно также ездил Владимир Ильич два или три раза за время ссылки в Минусинск и Красноярск под предлогом лечения.
Кроме компании ссыльных, в которой Владимир Ильич откровенно излагал свои взгляды, которым охотно помогал в смысле их развития, указания им литературы, он интересовался и жизнью местных крестьян, из которых некоторые помнят его и до сих пор и послали свои воспоминания о нем. Но с ними он был, понятно, сдержан в разговорах. Тогдашнее крестьянство и российское, не говоря уже о более отдаленном, сибирском, было политически совсем неразвито [В издании 1926 г. далее следует: "Владимир Ильич не разделял народнических иллюзий, видевших объект пропаганды в мужике" (Ульянова-Елизарова А. И. Воспоминания об Ильиче. С. 60). Ред.]. Кроме того, в его положении ссыльного, поднадзорного, было бы не только нецелесообразно, но прямо дико вести пропаганду.
Но Владимир Ильич охотно разговаривал с крестьянами, что давало ему возможность изучать их, выяснять себе их мировоззрение; он давал им и советы во всем, что касалось их местных дел, главным образом юридические. За этими последними крестьяне стали приходить к нему и из округи, их накоплялось иногда довольно много. Об этом рассказывают в своих воспоминаниях крестьяне, а также и Надежда Константиновна. И незаметно на почве этих разговоров, на почве бесед на охоте Владимир Ильич почерпал и из этого пребывания в деревне, как раньше из пребывания в приволжских деревнях, то знание крестьянства, его психологии, которое сослужило ему такую большую службу как во время его революционной работы, так и позднее, у кормила правления [В издании 1926 г. далее следует: "Несмотря на самую большую и самую отвлеченную научную работу и наряду с ней Владимир Ильич никогда не отрывался от жизни, ее непосредственного пульса, а умел как будто бы за болтовней почерпать знания практические. В этом, кроме его выдающихся способностей и прозорливости, была его сила" (Ульянова-Елизарова А. И. Воспоминания об Ильиче. С.60-61). Ред.].
Он умел во время беспритязательной болтовни развязывать языки своим собеседникам, и они выкладывали ему себя как на ладонке.
Таким образом, из ссылки Владимир Ильич поехал не только революционером, имевшим опыт и определенно выкристаллизовавшуюся индивидуальность, которая была уже авторитетом в подполье; не только человеком, выпустившим научный труд, но и укрепившим, в результате трехлетней жизни в самой деревенской гуще, свое знание крестьянства - этого основного слоя населения России.
На этом заканчивается первая часть биографии Владимира Ильича, до его возвращения из ссылки, до того времени, когда - в возрасте 30 лет - он взялся снова вплотную за революционную работу, но уже в несравненно более широком масштабе; за ту работу, которая сплотила революционный российский пролетариат и привела его к победе.