Помню Тебя, Сейфуль-Мулюков!

 Брат пригласил меня на день рождения жены. Я не очень хотел идти, отношения с ним у меня не ладились, с женой его - особенно. После того, как он открыл свою фирму и женился на этой суке Светлане - дочери владельца холдинговой компании, он стал избегать меня. Я понимал почему: ему было стыдно за брата - плотника. И науськивала его в этом жена - в её кругу не было позора больше, чем родственник - пролетарий.
  Однако пошёл.
  - О, Егор! - приветствовал меня Кирилл в своём загородном особняке, после того, как я, в сопровождении охранника и под лай собак, которых держали тут целую псарню, проследовал в дом.
  - Здравствуй, - протянул я ему руку.
  - Привет! - рукопожатием он не ограничился, обнял меня. Я такого внимания не ожидал.
  - Рад тебя видеть! - хлопал он меня по спине.
  Появилась его жена.
  - Егорушка! - неподдельно обрадовалась она мне. - Как здорово, что ты пришёл!
  В искренность её я конечно не верил.
  - Здравствуй, Света! - попытался улыбнуться.
  Она поцеловала меня в щёку. Я даже растерялся на мгновение - никогда не помнил за ней такой нежности.
  - Поздравляю с восемнадцатилетием, - пошутил, взяв себя в руки.
  - Ой, да брось ты! Тридцать пять - вот мой возраст. И никуда от него не денешься.
  - Я без подарка, извини, - развёл я руками. - Просто не придумал, что тебе можно подарить.
  - Да какие подарки, Егор! Молодец, что сам пришёл! Проходи в зал.
  - Проходи, - кивнул и Кирилл.
  Взяв под руку, он повёл меня в зал.
  - У меня к тебе серьёзный разговор, - сказал он по дороге. - И пригласили мы тебя не просто так.
  Я напрягся.
  - Я очень много думаю о тебе, - продолжал он. - И знаешь... Мне не нравится, что мы так отдалились.
  Стол, накрытый посередине зала, ломился от явств.
  - Это не по-семейному. Не по братски. Да и живёшь ты как-то... Плотником работаешь, не женат... Это всё связано конечно - кто сейчас за плотника замуж выйдет?
  Разговор этот мне не нравился.
  - Так дальше нельзя, поверь мне. Никто сейчас так не живёт, как ты. Я вообще не представляю, как на твою зарплату можно жить.
  - Да я в общем-то не жалуюсь. Мне хватает.
  - Вот - мне хватает. Что за крохоборская философия! Разве можно с такими взглядами чего-то добиться в жизни?!
  - А что - нужно?
  - Конечно нужно! Конечно!
  Я уже жалел, что пришёл.
  - Короче, Егор! Я хочу помочь тебе! Устроить тебя на приличную работу.
  - Знаю я твои приличные работы...
  - Работа действительно приличная, можешь мне верить. Заместителем директора по учёту. Перспектива есть. Поработаешь, пообтерёшься - очень возможно, что выше пойдёшь.
  - Спасибо, - ответил я. - Но стоит ли? Я вполне доволен своей жизнью.
  - Возражения не принимаются. Гости разойдутся - мы с тобой подробнее побеседуем.
  Гости постепенно съезжались. Всего набралось человек тридцать. Поздравляли Светлану. Кто дарил перстень с бриллиантом, кто соболиную шубу. Самым дешёвым подарком оказалась видеокамера. Я сидел в уголке и чувствовал себя уличной дворняжкой. "Уж выпить бы, что ли", - думал.
  Наконец всех пригласили к столу. Стол был шведским и у них всё это называлось фуршетом. Есть стоя оказалось очень непросто. Я ни с кем не разговаривал и ощущал большую скованность. Лишь после пары рюмок почувствовал себя лучше и стал взирать на это сборище более снисходительно.
  Вечеринка была до ужаса скучной. Все не спеша прохаживались по залу и вели какие-то бестолковые разговоры. О музыке, о театре, о кино. Кто-то пытался шутить - до такой степени не смешно, что просто неловко делалось. Ему, однако, улыбались.
  - Вчера весь день смеялся, - сказал я стоявшей рядом даме, решив поучаствовать в разговоре.
  - Смеялись? - отозвалась она. - Над чем же?
  - Вспомнил фамилию одну. Сейфуль-Мулюков. Помните, был на центральном телевидении такой журналист-международник?
  На меня обратили взор и другие гости.
  - Нет, не помню, - улыбнулась она.
  - Ну как же, Фарид Сейфуль-Мулюков. "Международную Панораму" вёл, "9-ю Студию".
  - Не помню.
  - Ну, их целая кодла была. Сейфуль-Мулюков, Бовин, ещё кто-то. Я к чему это - смешная фамилия очень. И вспомнил её неожиданно так. Хоба на - Сейфуль-Мулюков! Долго смеялся.
  - Как-как вы говорите? - обратился ко мне какой-то мужчина.
  - Сейфуль-Мулюков.
  - Араб какой-то? - Может и араб, я не знаю. Политический обозреватель.
  - В какие это годы?
  - Семидесятые - восьмидесятые.
  Мужчина задумался.
  - Нет. Что-то не припоминаю.
  - А вы с какого года?
  - С шестьдесят второго.
  - Ну как же, должны помнить! Я моложе, и то помню.
  Никто из гостей Сейфуль-Мулюкова не помнил.
  "Ну блин тупые! - думал я. - Что за интеллект у вас, если вы Сейфуль-Мулюкова не помните?!"
  - Советские времена ещё были, - продолжал я объяснять. - Холодная война. Вот он всё про гонку вооружений рассказывал, про обстановку на Ближнем Востоке.
  - Советские времена? - удивилась какая-то женщина. - Это что за времена такие?
  Я юмора не понял.
  - Ну как какие, - развёл руками. - Времена Советского Союза.
  - Советского Союза? - переспросили меня. - Это промышленная компания какая-то?
  Я вглядывался в лица гостей.
  "Сволочи! - дошло до меня наконец. - Меня разыгрывают! Неужели думают, что я поведусь на такую тупость?"
  - Союз Советских Социалистических Республик! - гордо и оскорблённо произнёс я. - Страна, в которой вы родились и выросли.
  Гости смотрели на меня недоумённо. Особенно - брат с женой.
  - Но мы родились и выросли в Великой России, - серьёзно ответил мне кто-то.
  Я начинал злиться.
  - Я понимаю, - сказал, - что в своей жажде наживы вы готовы отвергнуть всё святое и ценное, что есть в нашей жизни. Но отрицать историю... Это уже что-то из ряда вон выходящее.
  Кирилл, побледневший и смущённый, делал мне какие-то знаки. Я не реагировал.
  - Егор! - позвал он меня наконец. - Пойдём, обсудим кое-что.
  - Кирилл! - крикнул я ему. - Киря! Ну хоть ты-то не прячься за идиотской маской. Я не знаю, может у вас так принято - разыгрывать пролетариев, но шутка ваша - неумная.
  - Егор, - голос брата стал жёстче. - Подойди ко мне, пожалуйста.
  - Может и ты скажешь, - кричал я ему, - что Советского Союза не было?!
  - Ни про какой Советский Союз я не знаю, - раздражённо ответил он, подходя ко мне. Схватив за руку, попытался вывести меня из зала.
  Я завёлся.
  - Гады! - крикнул я, швыряя рюмку об пол. - Сволочи зажравшиеся! Сталина на вас нет! Ленина! Дзержинского! Они бы сгноили вас живьём. Вы ненавидите меня за то, что я беден. За то, что не швыряюсь капустой. Но я выше вас, потому что честнее! И победа, в конце концов, будет за нами!
  Подбежавшие охранники вывели меня из зала. Брат бормотал что-то, но я его не слушал. Торжественно плюнув ему под ноги, я оставил этот очаг разврата и лжи.

  Весь следующий день не мог успокоиться. Сидел в своей плотницкой каморке и возмущался.
  - Ренегаты! Предатели! Готовы отказаться от всего святого, растоптать своё прошлое - лишь бы получать наживу. Как велика их ненависть к рабочему классу! Как далеки они от трудового народа!
  Работы почти не было. За весь день заказали всего два гроба.
  Вечером ко мне заглянул хозяин.
  - Как дела? - осмотрел он каморку.
  - Нормально, - отозвался я.
  - Сколько заказов сегодня?
  - Два.
  - Всего два?
  - Да.
  - Плохо, плохо. Ты сделал?
  - Да, вон стоят.
  Хозяин похлопал по стоявшим у стены гробам. Придраться было не к чему.
  - Ну ладно, - сказал он. - Рекламку надо дать. Подзабыли наверно про эту точку. Не может же быть, чтобы меньше умирали.
  - Степан Валерьянович! - обратился я к нему, когда он уже собирался уйти.
  - Что? - обернулся он на пороге.
  - Я у вас спросить кое-что хотел...
  - Оклад не повысится, мы уже говорили на эту тему.
  - Да я не об этом...
  - А о чём?
  - Вы случайно не помните, ведущий был такой на телевидении - Сейфуль-Мулюков. "Международную Панораму" вёл, "9-ю Студию"...
  - Это викторины какие-то?
  - Да нет. Общественно - политические передачи.
  - Нет, не помню.
  - Ну, при Советской власти ещё...
  - При какой власти?
  Я осёкся.
  - Советский Союз вы ведь не забыли?.. - добавил тихо.
  Степан Валерьянович нахмурил лоб.
  - Советский Союз... - произнёс он задумчиво. - Чё-то слышал. Но точно не помню.
  Я был в большом недоумении. Хозяин разыгрывать меня не мог - у него отсутствовало чувство юмора.
  - А к чему это тебе? - спросил он.
  - Да так. Поспорил тут...
  - Ну и кто выиграл?
  - Пока проигрываю я. - Ха! - хмыкнул он. - На тебя похоже.

  В течение нескольких дней я осторожно расспрашивал клиентов про Советский Союз. Никто про такую страну не помнил.
  Я пребывал в абсолютном отчаянии. За всю мою жизнь со мной не происходило ничего подобного. Окружающая действительность, такая близкая и понятная, вдруг ощетинилась иглами и в одночасье изменила свою сущность.
  С получкой я напился.
  Покачиваясь, шёл по улице. На обочине дороги сидел старик, просил милостыню.
  - Отец! - подошёл я к нему. - Я тебе червонец дам, мне не жалко. Только ответь мне честно на один вопрос. Ответишь?
  - Отвечу, если смогу, - прошамкал он беззубым ртом.
  - Ведь ты помнишь Советский Союз, батя!? Скажи, помнишь? Ты не можешь не помнить его.
  Старик нервно огляделся по сторонам.
  - Тссс!!! - прижал он палец к губам. - Заткнись, дурак! Хочешь, чтоб тебя забрали?
  - Забрали?! - недоумевал я. - Куда?
  К нам подошли какие-то люди в кашемировых пальто.
  - Вы интересовались Советским Союзом? - спросил меня один из них.
  - Да! - кивнул я.
  - Я его не знаю! - махал руками старик. - Первый раз вижу!
  - Не пройдёте с нами? - взяли они меня за бока. - Мы многое объясним вам про Советский Союз.
  По их лицам было ясно, что отказываться нельзя.
  - Пожалуйста, - ответил я.
  Меня посадили в стремительно подъехавший "Мерседес" и куда-то повезли. В машине одели на глаза повязку. Ехали мы довольно долго. Когда машина остановилась, меня вытащили и повели по каким-то гулким коридорам. Пахло сыростью и затхлостью.
  Меня усадили на табурет и сняли повязку. Передо мной за столом сидел человек в белом халате.
  - Егор Николаевич Батраков? - улыбнулся он мне.
  - Он самый.
  Человек добродушно покивал.
  - Значит вас беспокоит Советский Союз?
  - Он меня не беспокоит, - ответил я. - Просто я его не забываю.
  - Ах, не забываете!.. Это усугубляет ситуацию.
  - А вы, простите, кто такой?
  - Я - психиатр, - сказал человек. - Вы находитесь на медицинском освидетельствовании с целью выявления у вас психических отклонений.
  - У меня нет психических отклонений.
  - Это мы выясним... Скажите пожалуйста, кем вы работаете?
  - Плотником.
  - Хорошо зарабатываете?
  - На жизнь хватает.
  - Женаты?
  - Нет.
  - Были?
  - Да.
  - Почему расстались?
  - Не ваше дело.
  - Подруга, любовница?
  - Это вас тоже не касается.
  - Скажите, когда вы в последний раз были с женщиной?
  - Какая вам разница!? - я начинал выходить из себя.
  - Понятно, понятно... - закивал доктор.
  Какое-то время он молчал, пристально меня разглядывая.
  - Эх, Егор Николаевич! - изрёк наконец. - Что ж вы так... И брат у вас уважаемый. А вы... Советским Союзом заболели.
  - Ничем я не болею! Это вы с ума все сошли.
  - Хорошо. Я объясню более популярно. В 90-х годах прошлого века психиатры нашей страны стали фиксировать крайне необычное заболевание. Оно получило название "Советский Союз". Советский Союз - это болезнь неудачников. Людей, по каким-либо причинам не добившихся в жизни того положения, которое воспринимается всеми как успешное. Советский Союз - это чудовищная иллюзия, миф о прекрасной и справедливой стране, которая якобы существовала в 20-м веке на территории России и сопредельных государств. Иногда грёзы о Советском Союзе бывают такими реальными, что люди называют имена, даты, события, будто бы имевшие место в истории.
  "Сплю, может, - думал я. - Напился и сплю".
  Однако чувствовалось, что алкоголь из меня окончательно выветрился.
  - Вы хотите сказать, что я неудачник? - спросил я.
  - Ну а кто же вы ещё? - усмехнулся доктор. - С женщинами не общаетесь...
  - Я не говорил этого!
  - Да и так всё видно! - отмахнулся он. - Работаете плотником, за мизерную зарплату. Кстати, что вы производите?
  - Гробы.
  - Вот видите! Разве может быть гробовщик удачным человеком с позитивным взглядом на жизнь?
  Я тяжело вздохнул.
  - Коммерцией не занимаетесь... - продолжал врач.
  - Вот ещё не хватало! - фыркнул я.
  Доктор посмотрел на меня внимательнее.
  - Так вы что, не читали постановление Верховной Хунты Капиталистической Стабильности о том, что неудачниками следует считать всех, кто не занимается коммерцией?
  - Первый раз слышу про такое постановление, - сказал я. - И про хунту ничего не знаю.
  - Э-э-э, дорогой ты мой! - откинулся доктор на спинку кресла. - Да у нас тут всё гораздо серьёзнее!
  Он надавил кнопку на столе, вошли люди, повязали мне глаза и увели в камеру.
  - Будем вас лечить, если получится... - услышал я последние слова доктора.

  Лечили меня электричеством. Пять сеансов каждый день, по два часа. Во время сеансов электронный голос объяснял мне современное политическое состояние страны.
  - Вы живёте в Великой и Свободной Капиталистической России, стране позитива и успеха, - бубнил голос. - Стране улыбающихся детских лиц, стране успешных и самостоятельных людей, стране света и добра. Вы должны признать, что были больны и помочь нам сделать вас современным и кредитоспособным человеком.
  По ночам меня били охранники.
  - Ты против позитива, мразь?! - прикладывали они сапоги к моему лицу и бокам. - Ты против того, чтобы все были успешными и богатыми?! А может тебе Александра Маринина не нравится?! Или Дарья Донцова?! А, ублюдок?!
  Через месяц я вылечился.
  "Всё верно, - сидел в своей камере, улыбаясь. - Какой в жопу Советский Союз! Что за наваждение! Великая и Свободная Капиталистическая Россия - вот моя родина. Я хочу быть успешным! Я хочу быть позитивным! Я хочу быть кредитоспособным!"
  Перед освобождением мне предстояла последняя процедура - Публичное Покаяние. Высокопоставленная комиссия во главе с самим Верховным Жрецом Капиталистической Стабильности должна была рассмотреть моё прошение и удовлетвориться моим Чистосердечным Унижением.
  Церемония проходила под сводами Храма Успеха. Комиссия заседала за длинным столом, а Верховный Жрец - совсем ещё не старый мужчина - сидел посередине залы на троне.
  - Что же ты, Егорушка, - спросил он меня ласково, - неужели не любишь Родину нашу?
  - Прости, Красно Солнышко! - взмолился я о пощаде. - Бес попутал.
  Верховный Жрец тяжело вздохнул.
  - Такие они, бесы... Ну, встань на колени, сын мой!
  Я опустился на колени.
  - Отрекаешься ли ты, - зазвучал под сводами его голос, - от заблуждений, порочащих устои и порядки Великой и Свободной Капиталистической России?
  - Отрекаюсь! - дрожащим голосом произнёс я.
  - Признаёшь ли ты, что был болен, но излечился и готов служить обществу, вливаясь в него полноценным и кредитоспособным звеном?
  - Признаю!
  - Обязуешься ли ты чтить порядки добра и позитива, что главенствуют в Великой России, признавать власть Верховной Хунты Капиталистической Стабильности и лично мою - Верховного Жреца?
  - Обязуюсь!
  Члены комиссии удовлетворённо качали головами. Верховный Жрец тоже был доволен.
  - Ты можешь идти, - сказал он мне.
  Я поднялся с колен.
  - А всё-таки я помню Сейфуль-Мулюкова! - бормотнул я.
  Меня не услышали. В залу вводили очередного исправившегося отщепенца.

  Жизнь моя теперь в общем-то стабильна. Хожу по улицам, улыбаюсь, позитивен. Лишь по ночам Фарид Сейфуль-Мулюков, словно живой, приходит ко мне во сне и рассказывает об агрессивной политике Израиля. О, что за чудные мгновения! Помню тебя, Сейфуль-Мулюков! Верю в тебя, Фарид!
  Увы, просыпаясь, я вижу вокруг совсем другое.
  Снова устроиться плотником не удалось. Собираю бутылки.

Олег Лукошин