Ряд товарищей упрекает меня за вот этот пост о польских лагерях смерти: мол, польская шляхта гнобила в них сугубо оуновских "незалежников", злейших врагов советской власти - вор вору дубинкой наподдал и нам до того нет никакого дела.
На самом деле узниками становились и дельцы черного финансового рынка Польши - нарушители экономического законодательства из представителей преимущественно еврейской буржуазии (Зачем их "прессовали" в политическом концентрационном лагере? Может быть, ради того, чтобы выдавали тайные банковские счета?) Но также в карательные лагеря бросали и представителей ряда польских политических группировок и партий (и в первую очередь - коммунистов!), и членов подпольной Коммунистической партии Западной Белоруссии, комсомольцев-подпольщиков Западной Белоруссии. Вот их свидетельства (Национальный архив Республики Беларусь, Ф.4683, Оп.3)
Адамчик Иосиф Макарович, родился в 1905г. в деревне Шиловичи, Слонимский район. В 1931г. за пропаганду среди солдат был арестован и приговорен к году тюремного заключения. После освобождения перешел на нелегальное положение. В 1934г. арестован вторично и осужден на три года. В концлагерь брошен в сентябре 1939г. | |
Андреюк Нестор Ильич, лагерный № 1933, родился в 1906г. в деревне Челеево, Брестский район. В 1923г. вступил в Коммунистический союз молодежи Западной Белоруссии, с 1928г. член ЦК КСМЗБ. В концлагере находился с марта 1938 по февраль 1939г. | |
Бурак Степан Иванович, лагерный № 1079, родился в 1910г. в деревне Мойсичи, Молодечненский район. Член Коммунистической партии Западной Белоруссии с 1934г. В лагере был с апреля 1937 по март 1938г. и в сентябре 1939г. | |
Волосюк Лука Трофимович, лагерный № 633, родился в 1899г. в деревне Батче, Кобринский район. Секретарь Кобринского РК КПЗБ. В лагере находился в 1936г. | |
Ганецкий Николай Севастьянович, лагерный № 2927, родился в 1918г. в Молодечно. Один из руководителей организации КСМЗБ Молодечненской зоны. Семь раз подвергался арестам. В лагере находился с мая по сентябрь 1939г. | |
Живлюк Иосиф Герасимович, лагерный № 344, родился в 1907г. в деревне Романовцы, Свислочский район. Член КПЗБ с 1930г. В лагере находился в 1935-1936гг. | |
Король Георгий Михайлович, родился в Бресте в 1907г. В 1929г. был предан военному суду и приговорен к 8 годам тюремного заключения. В лагерь заключен в сентябре 1939г. | |
Новик Владимир Петрович, лагерный № 1211, родился в деревне Новоспасск, Сморгонский район. Член КПЗБ с 1929г. В 1934г. выдан провокатором. Приговорен к 6,5 годам тюремного заключения. После амнистии сослан в центральные районы Польши. В сентябре 1939г. вновь отправлен в лагерь. | |
Самойлович Степан Степанович, лагерный № 539, родился в 1912г. в деревне Хорево, Пружанский район. Член КСМЗБ с 1929г. В лагере находился в 1936-1937гг. | |
Ситковец Григорий Кузьмич, лагерный № 2697, родился в 1905г. в деревне Галево, Пинский район. Член Пинского окружного комитета КПЗБ. В лагерь был заключен в феврале 1939г. |
Прибытие в лагерь и "посвящение" в узники
Самойлович:
- Мы подошли к Березе: с правой стороны был парк, а среди парка виднелось белое здание. Слева - высокий, плотный деревянный забор, наверху обтянут колючей проволокой. На углу этого забора со стороны города и улицы, по которой мы шли, увидели два красных здания. Стало ясно - это лагерь. Кругом с наружной стороны забора ездят конные полицейские и, завидев издалека, кто в этом направлении едет в Березу, встречают и, завернув, бьют резиновыми дубинками. Нам пришлось видеть, когда шли, как была завернута конным полицейским подвода, на которой сидели мужчина и женщина. Полицейский их километра два гнал обратно и, сидя верхом, беспрерывно бил палкой.
Андреюк:
- Со мной везли скованных комсомольцев Панасюка из деревни Радваничи и Куприянюка из деревни Щебрынь. В Березу-Картузскую приехали к вечеру. Издали было видно два больших двухэтажных здания, обнесенных высоким серым кирпичным забором - это и был концлагерь. У ворот лагеря нас ожидала толпа полицейских. Один из них открыл калитку и приказал стать на колени и ползти на территорию концлагеря. "Это священные ворота и пройти их нужно только на коленях", - пояснил он. Мы молча стояли. Тогда нас начали избивать резиновыми дубинками, требуя стать на колени. Куприянюк не выдержал первого испытания и стал на колени, а я с Панасюком продолжал стоять на ногах. Тогда палачи начали бить нас не только резиновыми дубинками, но и прикладами винтовок, кулаками в зубы и, свалив нас с ног, били каблуками и носками сапог. Окровавленные, мы лежали на земле и, как сговорившись, не подымались на ноги. Тогда они схватили нас за волосы и потащили на территорию концлагеря.
Очутились в небольшой комнатушке, где стояли стол, лавка и два табурета. За столом сидел красномордый полицейский. Это был комендант арестантского блока Ковальский. "Раздевайтесь!" - скомандовал он. Мы стали раздеваться. Куприянюк был уже раздетый и стоял возле стола, отвечая на вопросы Ковальского, который заполнял анкетные данные, а полицейские обыскивали его одежду, тщательно ощупывая каждый рубец. После Куприянюка отвечал я. Все было без задержек, пока дело не дошло до вопроса вероисповедания.
- Белорус, - ответил я.
- Нет такой веры! - заорал Ковальский. - Есть только католическая, православная, лютеранская, еврейская и мусульманская вера. Ты, наверное, православный?
- Нет, я неверующий.
- Как, неверующий, курва твоя мать! - заорали одним голосом полицейские и начали бить меня дубинками по голому телу...
Бурак:
- Расстояние от ворот лагеря до казармы около 150-200 метров. Если два узника были скованы одними наручниками, то таким доставалось ударов намного больше, чем тем, кто был скован в одиночку. Прибывшим дали номер, который каждый должен был пришить сзади и на правом рукаве. В камере, куда сажали по 30 человек, сверху поперек нар прикреплялись те же номера.
Новоприбывший помещался в одиночную изолированную комнату, где в течение шести-семи дней подряд подвергался избиению. При этом узник должен был стоять лицом к стенке и не шевелиться, не падать на пол без команды. Делалось это для того, чтобы сразу ошеломить узника, измотать его, деморализовать. И действительно: кто характером был неустойчив, здоровьем слаб, то он мог дрогнуть, подписать декларацию об отказе от своих убеждений. Новичков, когда их оставляли полуживыми на полу, "старики" старались поддержать такими словами: "Товарищи, мужайтесь. Надо выдержать не более семи дней. Потом будет легче, останетесь людьми".
Лагерный режим
Новик:
- Фамилия заключенного упразднялась, он фигурировал только под номером. Специальный полицейский, назначенный для "учения", первым делом заставлял вытвердить слова: "Господин комендант, заключенный такой-то просит покорно пройти туда-то". Если заключенный ошибался, получал палки.
Самойлович:
- За невыполнение приказов комендант (так тут называют надзирателей) имеет право наказать арестованного физически (дубинкой). Если приказ не выполняется при повторении, арестованный подлежит наказанию карцером на семь суток, а если после принятия указанных мер арестованный по-прежнему не выполняет тот же приказ, то комендант имеет право расстрелять "с брони" (из огнестрельного оружия) или "заклуць багнетом" (заколоть штыком).
Бурак:
- Разговора между узниками никакого не допускалось, даже взглядом нельзя было передавать ничего. Всякое передвижение было только по команде "Бегом марш". За малейшее нарушение - битье резиновыми палками до полусмерти.
Новик:
- В столовой, кто первый получил пищу, тот, спеша, кое-как мог потребить ее, а кто получал последний, тому приходилось выбрасывать пищу в канаву, потому что давалось очень мало времени, звучала команда кончать обед и бежать к умывальнику мыть котелки.
Андреюк:
- В уборную запускали на пять минут сразу всю камеру, человек 20-30, а так как очков было всего 4, то люди оправлялись прямо на пол. Полицейские били их по голове дубинками и толкали в кал, а потом голыми руками заставляли убирать кал с пола уборной.
Живлюк:
- В лагере было запрещено получать посылки с продуктами. Если кому приходили посылки, то их надзиратели выбрасывали свиньям. Можно было получить только иголку, нитки и что-нибудь из одежды.
Ганецкий:
- Не разрешали никакого и ни с кем свидания даже при самых тяжелых заболеваниях. Когда узник освобождался из лагеря, он давал подписку о неразглашении секретов лагерного режима и обо всем, что ему тут стало известно.
Ситковец:
- Среди заключенных есть свидетели того, как в предвоенное время из фашистской Германии в Картуз-Березу приезжала специальная делегация для ознакомления с опытом работы здешних палачей.
Работы в лагере
Новик:
- Работа часто заключалась в том, что на носилки накладывали столько камней, чтобы тяжело было поднять, и заставляли переносить с одного места на другое и обратно. Если с гружеными носилками надо было идти быстрым шагом, то с пустыми - обязательно бегом. Мерным шагом здесь ходить вообще запрещалось. Часто заключенных запрягали в телегу, насыпали полную песка и заставляли везти в указанное место или на стройку дороги. Каждый день несколько человек ездили с бочками за водой. Один заключенный впрягался в оглобли двуколки с бочкой, другой подталкивал сзади.
Живлюк:
- Меня и украинца Казачука запрягли в борону. Борона была большая деревянная с железными зубьями, на которую положили два больших камня. Мы боронили рожь, посеянную по картофлянищу. Нас запрягли так, как лошадей в постромки, и перепоясали через грудь. Мы думали, что над нами сделают короткую пробу. Оказалось, что мы бороновали весь первый день. У нас дрожали руки и ноги, а потом мы начали падать. Следовавший за бороной полицейский, вооруженный автоматом и резиновой палкой, начал нас избивать.
Волосюк:
- За лето заключенные раскопали и разобрали фундаменты от зданий сожженного военного городка. Кирпич, камни - все вытаскивалось наверх и носилками относилось в бурты. Тяжелые камни до полутонны весом откатывались, а малые - до центнера - относились носилками. Часто носилки ломались от тяжести, и за это "вредительство" полицаи секли дубинками. С пустыми носилками должны были возвращаться бегом.
Фантазии палачей
Новик:
- По команде надо было быстро падать и вставать по нескольку десятков раз - в грязь или в воду, ползать на животе, ходить "по-утиному", прыгать лягушкой, целыми часами бегать бегом и быстро строиться в колонны, падать "штурмово". Это "штурмовое" падание состояло в том, чтобы, не сгибая колен, падать на землю. Многое зависело от того, какой полицейский дежурит. Некоторые не давали покоя и в выходные дни или после работы, гоняли заключенных под нары бегом и обратно. Ну а кто отставал, избивали палками. Вечером перед отбоем заключенные должны были быстро по команде раздеться и уложить в так называемые "костки" (кубики) одежду, поставить "на смирно" обувь, опять стать на свое место и ждать проверки. После проверки полицейские часто для своего удовольствия гоняли под нары и обратно, и, по обыкновению, никогда не обходилось без палок. Потом поступала команда ложиться спать и "отставить" - так по нескольку раз.
Ситковец:
- Беда была тем, кто не знал польского языка. Горе и смех! Хуже всех доставалось украинцам. Кто не мог докладывать начальству или же не так выражался, того беспощадно дубасили.
Самойлович:
- После обеда к нам подошла группа полицейских из резервной смены. Один из них, Надольский, дал команду: "539-й ко мне". Я думал, что этот кат пришел почесать об меня руки. Привели меня к месту, где лежал большой камень, возле которого стоял новый товарищ. Видно, недавно прибывший в лагерь, он оглядывался со страхом в глазах. На камне сидел карауливший его полицейский. Я подошел, и мне скомандовали "кругом". Таким образом я оказался спиной к новичку. Надольский скомандовал мне: "Спустить кальсоны". Я подумал, что хотят побить дубинкой по голому телу, чтобы навести ужас на новичка, чтобы он растерялся и с испугу подписал декларацию об отречении от компартии. Я решил, что как только дадут команду наклониться, то я наклонюсь так, чтобы между своих ног поймать глазами глаза новичка, и буду всячески подавать знаки ободрения, чтобы он держался. Я так и сделал. Нагнулся, голову опустил между ног и увидел его перепуганный взгляд. Я попробовал улыбнуться и моргать глазами. Он смотрел на меня остолбенело, а я ждал ударов дубинки, по привычке подергивались мышцы, напрягаясь в отпор ударам. Но этому товарищу дали команду: "Цалуй его в дупу" - целуй его в зад. Новичок в недоумении переводил взгляд с одного полицейского на другого и команды не выполнял. Тогда полицейские, девять человек, остервенело замолотили дубинками, и товарищ упал и потерял сознание. Его подтянули и оперли о камень. Мне скомандовали "поднять кальсоны, повернуться кругом". Я оказался против этого товарища, который был без сознания и очень страшный - сине-желтый. Один из полицейских стал лить воду на голову товарища. Когда тот открыл глаза и стал хватать воздух, мне дали команду: "Бей его в морду за то, что он не целовал тебя в дупу"...
Живлюк:
- С коммунистом Лившицем меня запрягли в телегу и заставили вывозить из уборной кал. Полицейский кричал: "Я вам покажу советскую власть!" Лившиц ответил: "Мы бы эту телегу провели из Картуз-Березы через Варшаву и - в Лигу наций, чтобы показать ваше бессилие". После работы вечером Лившиц был избит и брошен в карцер, а на второй день и я тоже попал в карцер.
Прервем пока повествование узников, обратив внимание на одну особенность польского концлагеря, отраженную в разных источниках. Поляки почему-то делали акцент на человеческих экскрементах в качестве средства "усмирения". Читаем в документе НАРБ: "Обычным развлечением охранников была команда совершить дефекацию на счет вслух до четырех. Если за эти секунды узник не успевал оправиться и подняться с корточек, то его били по голове и человек падал в кал. Причем хуже всех бывало арестованным евреям-биржевикам - людям как правило немолодым. По причине возраста они обычно страдали хроническими запорами, и лишение оправки приводило у них к серьезным поражениям внутренних органов".
А теперь, подивившись столь экстравагантной черте польского национального характера, продолжим цитирование свидетельств:
Смерть в лагере
Бурак:
- Первые год-два старались избегать физической смерти в границах концлагеря. Умирающих выписывали из лагеря для того, чтобы формально соблюсти статистику.
Ситковец:
- Одно время в концлагере загостил тиф. Куда девали заболевших людей, никто не знал. Народ лишь догадывался, и эта жуткая догадка была точной и справедливой: заболевших тифом узников бросали еще живыми в ямы, присыпали известью и зарывали.
Ганецкий:
- Умирающих хоронили во дворе лагеря без гроба, а только в нательной одежде. Сколько в день умирало, столько и закапывали в одну яму. Мне пришлось участвовать в похоронах. Дали нам телегу, мы подъехали к санчасти и получили команду, как они выражались, "убрать дохлых собак". Было сказано: "Скоро и вам так будет". И тогда один из узников по фамилии Шмидт, рабочий с ткацкой фабрики Лодзи, сказал надзирателям, что это не собаки, а наши товарищи, и что смерти всякому человеку не избежать, и они умерли как герои, а вот вы как умрете - это не известно. Нас за это избили до такого состояния, что мы не могли с пятью заключенными тянуть телегу, на которой было четыре трупа. Изнемогая от боли, мы все же их привезли к забору, где была приготовлена яма. Перевернули телегу, и трупы упали в яму. Узнать нам узников не удалось, поскольку у них на голову были завернуты рубахи и завязаны. Голые их тела были расцвечены следами побоев.
Бурак:
- Помню, накануне освобождения 17 сентября 1939 года в камеры приходили полицейские и спрашивали фамилии узников. Были слухи, что тогда расстреливали по особому списку.
Король:
- За три дня перед нашим освобождением начали по отдельному списку вызывать узников на площадь - всего около 150 человек. Что с ними было, мы не установили, после ходили слухи, что их всех расстреляли.
Начало войны
Ситковец:
- С первого сентября 1939 года, когда гитлеровские войска напали на Польшу, власти взялись за массовые аресты неблагонадежных элементов. Кроме коммунистов, поступали в лагерь и украинские националисты, и православные священники. Питание у них в лагере было еще хуже нашего.
Новик:
- Если в 1937 году количество заключенных, по моим наблюдениям, не превышало 700-800 человек, то после гитлеровского нападения на Польшу в концлагерь было согнано около 15 тысяч человек. Была группа из Закарпатской Украины, а также немцы, проживавшие в Польше. Но основная часть, свыше 10 тысяч, были коммунисты. Применить полностью все старые приемы и издевательства полицейские уже не могли ввиду огромной массы народа. Разделили заключенных на группы и к каждой определили специального "инструктора" из среды профессионалов-воров, которые неистовствовали, били, издевались над политическими заключенными, но это уже была не основная проблема. Основной проблемой был голод. В день заключенному давали кусочек хлеба весом около 200 граммов, утром - так называемого кофе и один раз - мутной баланды около пол-литра. Люди пухли с голода, умирали. Если бы такое положение продлилось еще 2-3 месяца, то страшная трагедия голодной смерти сотен и тысяч заключенных была бы неминуема.
Король:
- Хотя мы вестей с фронта не получали, но по поведению администрации видели, что близится конец Польши, и очень опасались какой-либо провокации, чтобы всех нас не перестреляли или не погубили удушливыми газами. Поэтому было решено до последних возможностей избегать каких-либо провокаций.
Адамчик:
- В первых сентябрьских числах появились два пленных гитлеровских летчика, сбитые с самолетами. Эти летчики себя в концлагере чувствовали как в гостях. Они ходили, гуляя по дорожкам свободно, в полном своем отличии. Пролетают немецкие самолеты - они им махают платочками и улыбаются. И никто из надзирателей им ничего не говорит.
Освобождение
Адамчик:
- В то утро человек тридцать немцев из числа интернированных стали в дверях и не пускают нас на волю. Тогда мы как крикнем: "Прочь с дороги, гитлеровские прихвостни, горла вам перегрызем!" Товарищ Крупник приказал нам всем держаться вместе, не расходиться. В это время заключенные громили хлебный склад, кто-то через окно выбрасывал буханки, их ловили на лету. Нам удалось достать две буханки. Зашли мы в контору. Там были перевернуты все столы, и лишь ненужные бумаги валялись на полу. Главные ворота были заперты на большой замок. Мы вернулись к общей толпе, чтобы провести митинг. Однако никто не знал обстановки, что Советское правительство издало приказ Красной Армии перейти границу и освободить Западную Белоруссию, а в большинстве поговаривали, что из-под Бреста идут немцы. Поэтому каждый старался уйти из этого проклятого лагеря подальше. Подойдя опять к воротам, ломом свернули замок и открыли дверь. На улице снаружи стояли четыре польских немца с ломами в руках и один с дробовиком. Кричали не выходить, а то будут стрелять. Но толпа так хлынула на них, что если бы эти молодчики не убежали, то были бы толпой заключенных разорваны на клочья.
Король:
- Чтобы рассеять всю ложь, всю пропаганду о нас среди населения как об отъявленных бандитах, мы решили в дома местечка Береза не заходить и предупреждали всех наших, что если кто-то вздумает заняться насилием, то будем расправляться с ним сами. Выйдя за ворота и вступив в местечко, мы увидели, что все окна закрыты ставнями, ворота заперты, однако в щелочки выглядывают жители. Когда они увидели, что идут колонна за колонной узники, то сперва несмело стали выходить из ворот и предлагать кто хлеба, кто огурца. И так на всем пути из лагеря каждый крестьянин, каждый дом приглашал нас зайти...
Ситковец:
- Люди кормили нас и перевозили от деревни до деревни. Встречались по дороге партизанские отряды, обезоруживавшие полицию. Командовать польскими войсками уже было некому, солдаты шли без всякой команды, направляясь каждый к себе домой. Через некоторое время я узнал, что бывшие узники Картуз-Березы поймали в Бресте несколько своих палачей и там же их повесили...